Проповедь в Неделю 2-ю по Пятидесятнице, Всех святых, в земле Русской просиявших
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сейчас, конечно, о них уже никто не помнит, да мало кто и знает, что они были, хотя редко кому из них было 20 лет, совсем ещё мальчишки. Конечно, после них не осталось потомства, не осталось детей, не осталось и памяти, совсем короткая жизнь. Если бы не последние шесть дней их жизни и даже, может быть, не шесть дней, а их бессудная казнь, избиение, мы бы о них ничего и не знали. Однако, эти шесть дней и их смерть послужили поводом к тому празднику, который мы сегодня с вами отмечаем.
.jpg)
Вообще, надо сказать, что на Руси день празднования Всех святых, в земле Русской просиявших, устанавливался дважды и по разным поводам.
Первый повод был при митрополите Макарие, при царе Иоанне IV Васильевиче. Тогда было прославлено сразу несколько русских святых. И в знак и память того, что Россия набирает духовную мощь, в знак того, что в умах, сердцах и душах всех православных русских людей начинало зреть национальное самосознание, начинала созревать идея о том, что Москва — это третий Рим, а четвертому не быть, — в знак этого, установили праздновать сегодняшний праздник. Потом, с течением времени, этот праздник забылся…
Но вот в 1917 году на Поместном Соборе Православной Церкви мы постановляем ещё раз праздновать этот день. Почему?
Повод был уже совсем другой. Уже ни о какой радости, ни о какой гордости, ни о каком национальном самосознании речи не было. Я плохо читаю стихи, но мне кажется, что лучше, чем это стихотворение, мне не передать, что тогда творилось в стране и какова была причина в том, чтобы праздновать сегодняшний день:
Опять над Москвою пожары,
И грязная наледь в крови.
И это уже не татары,
Похуже Мамая — свои!
В предчувствии гибели низкой
Октябрь разыгрался с утра.
Цепочкой по Малой Никитской
Прорваться хотят юнкера.
Не надо, оставьте, отставить!
Мы загодя знаем итог!
…А снегу придётся растаять
И с кровью уплыть в водосток
(…)
Из окон, ворот, подворотен
Глядит, притаясь, дребедень…
А суть мы потом наворотим
И тень наведём на плетень!
И станет далёкое близким,
И кровь притворится водой,
Когда по Ямским и Грузинским
Покой обернётся бедой!
(…)
Предвестьем Всевышнего гнева
Посыплется с неба крупа,
У церкви Бориса и Глеба
Сойдётся в молчаньи толпа.
И тут ты заплачешь. И даже
Пригнёшься от боли тупой.
А кто-то, нахальный и ражий,
Взмахнёт картузом над толпой!
Нахальный, воинственный, ражий
Пойдёт баламутить народ!
…Повозки с кровавой поклажей
Скрипят у Никитских ворот…
Так вот она, ваша победа!
«Заря долгожданного дня!»
Кого там везут? — Грибоеда.
Кого отпевают? — Меня!*
В то время можно было всё: можно было врать тогда и сейчас, про все те события, которые были в нашей стране. Можно было пообещать юнкерам в ответ на сдачу оружия отпустить их — и тут же, после сдачи оружия, всех убить, зарубить или замучить. Можно было из тяжёлой артиллерии обстреливать храмы Московского Кремля и отвечать, как Ленин отвечал в письме Луначарскому: «Что это вы там о каких-то зданиях переживаете? Мы лучшие построим». Всё можно было: можно было лгать, можно было предавать, можно было запугивать, можно было убивать. Нельзя было только одно — и тогда, и сейчас — нельзя было скрыть свою суть.
И вот все участники Поместного Собора от Патриарха до простого клирика и прихожанина увидели это: увидели сатану в той власти, которая пришла и так безжалостно, так кровожадно уничтожает ту страну, в которой они жили. Они уже знали свою судьбу и понимали, что и их кровавый венец не минует. Но как же тем, кто после будет после них, как нам с вами, как тем, кто после нас, передать, что такое была Россия: что это был за дом, что это был за уклад, что это была за совесть, что это была за вера?
В той стране, где были изгнаны и убиты лучшие люди, поэты и писатели, тысячи и тысячи, тысячи и тысячи. А сколько таких вот, как юнкера, мальчиков, как гимназисток, ушли в грязь, в яму под раскол пулемётов — это был, действительно, конец...
И ничего другого, кроме самого главного: те отцы, которые были на Поместном Соборе у них была одна цель — Царствие Божие. В этот праздничный день мы слышим их голос (отцов), который говорит нам, что такая страна была, помните нас, замученных, оклеветанных… И ещё, они хотят нам сказать своим происхождением и судьбой о том, что кто бы ты ни был по сословию, по богатству, по образованию, по имуществу, кем бы ты ни был… Ведь каждый день перед нами стоит выбор; и не бывает подвига большого или подвига маленького, любой подвиг — это движение нашей души, если это движение к Богу, если мы от чего-то своего, чего-то милого и приятного, отказываемся ради Бога и ближнего. Если мы отказались от своего покоя, чтобы навестить кого-то из больных, если мы отложили телевизионную программу ради того, чтобы помолиться или побыть наедине, если мы посетим, навестим, если мы чем-то своим самым маленьким, самым, казалось бы, неважным, пожертвовали, — поверьте в этот миг и в этот час с нами восторжествовала на земле правда Божия. Ибо в этот момент мы свои делом, каким бы оно малым не казалось, доказали, что есть Тот, ради Кого можно жертвовать своим. И в этот день, и в этот час мы входим в ту Церковь, на территории той страны, праздник которой мы сегодня совершаем — день Всех святых, в земле Русской просиявших. Аминь.
* «Памяти Живаго», А. Галич.